Васильков. Как она ласкова со мною! Удивительно! Должно быть, она или очень доброе сердце имеет, или очень умна, что через грубую провинциальную кору видит мою доброту. Но как еще я сердцем слаб! Вот что значит очень долго и постоянно заниматься чистой и прикладной математикой. При сухих выкладках сердце скучает, зато, когда представится случай, оно отметит и одурачит математика. Так и мне сердце отметило; я вдруг влюбился, как несовершеннолетний, влюбился до того, что готов делать глупости. Хорошо еще, что у меня воля твердая и я, как бы ни увлекался, из бюджета не выйду. Ни боже мой! Эта строгая подчиненность однажды определенному бюджету не раз спасала меня в жизни. (Задумывается.) О, Лидия, Лидия! Как сердце мое тает при одном воспоминании о тебе! Но ежели ты бессердечна, ежели ты любишь одни только деньги!.. Да, такая красавица легко может взять власть над моей младенческой душой. Я чувствую, что буду игрушкой женщины, ее покорным рабом. Хорошо еще, что у меня довольно расчета, и я никогда не выйду из бюджета.
Подходят Кучумов, Телятев и Глумов.
Васильков, Кучумов, Телятев и Глумов.
Телятев. Ну что, познакомились? Легче стало на душе? Поздравляю. (Целует Василькова.)
Васильков. Я вам много обязан и, поверьте, не забуду.
Телятев. Если забудете, я вам напомню. За вами бутылочка, поедемте ужинать, там и разопьем. (Кучумову.) Князинька, вот наш новый приятель, Савва Геннадич Васильков.
Кучумов. А! Да! Вы приезжий?
Васильков. Приезжий, ваше сиятельство.
Телятев. Нет, он не сиятельство, он просто Гриша Кучумов, а это мы так его зовем оттого, что очень любим.
Кучумов. Да! Наше общество слишком взыскательно, слишком высоко, довольно трудно попасть новичку; много, много надо иметь…
Телятев. Что он вздор-то говорит!
Глумов. Кабы наше общество было взыскательнее, так бы нам с тобой туда не попасть.
Телятев. А вот что, не выпить ли здесь разгонную?
Васильков. Если общество желает. Человек, подай бутылку шампанского.
Глумов. И четыре больших стакана.
Кучумов. Ну да, четыре. Я тоже сделаю вам честь, выпью с вами.
Глумов. Отсюда прямо в клуб, вот нас партия. (Кучумову.) Мы твои вчерашние двенадцать тысяч-то пересчитаем.
Кучумов. Не приложи своих.
Телятев (человеку, который стоит у ворот). Гришка! Григорий Алексеич!
Подходит Григорий.
Григорий Алексеевич, наденьте на меня пальто! Карета моя близко?
Григорий (надев пальто). Здесь, сударь, у ворот.
Кучумов (своему лакею). Николай!
Подходит Николай.
Ну, что ж ты рот разинул! Стой здесь! Посадишь меня в карету.
Мальчик из кофейной подает шампанское и стаканы.
Васильков. Пожалуйте, господа, покорно прошу.
Все берут стаканы.
Телятев. За успех! Хотя вероятности очень мало.
Глумов. За хлопоты, а успеха не будет.
Кучумов. За какой успех?
Глумов. Хочет жениться на Чебоксаровой.
Кучумов. Да как это возможно! Да, наконец, я не позволю.
Телятев. Твоего позволения и не спросят.
Васильков. Угодно три тысячи пари? Я один держу против троих, что женюсь на Чебоксаровой.
Кучумов. Я никогда не держу пари.
Глумов. Я бы и держал, да денег нет.
Телятев. А я боюсь проиграть.
Васильков. Ха, ха, ха! Господа москвичи! Вы струсили! Так зачем же было смеяться! Идет, что ли, начистоту? Вот три тысячи. (Вынимает деньги, все кивают отрицательно.) Вино развязало мне язык. Я полюбил Чебоксарову и женюсь на ней непременно. Что я сказал, то и будет, я даром слова не говорю. Поедемте ужинать.
ЛИЦА:
Чебоксарова.
Лидия.
Кучумов.
Телятев.
Васильков.
Глумов.
Андрей.
Богато меблированная гостиная, с картинами, коврами, драпри. Три двери: две по бокам и одна входная.
Васильков ходит взад и вперед, из дверей налево выходит Телятев.
Телятев. Я думал, что ты давно уехал. Что же ты нейдешь к дамам? Не хватает храбрости?
Васильков. Все мое несчастие, что я не умею поддерживать разговора.
Телятев. Какое тут уменье! Не нужно только заводить, особенно после обеда, ученых споров. Говори, что в голову придет, лишь бы только была веселость, остроумие, легкое злословие, а ты толкуешь об усеченных пирамидах, о кубических футах.
Васильков. Я уже теперь обдумал один веселый анекдот, который хочу рассказать.
Телятев. Так иди скорее, пока не забыл.
Васильков. А ты куда же торопишься?
Телятев. Меня Лидия Юрьевна за букетом послала.
Васильков. О, я вижу по всему, что ты мой самый опасный соперник.
Телятев. Не бойся, друг! Кто в продолжение двадцати лет не пропустил ни одного балета, тот в мужья не годится. Меня не страшись и смело иди рассказывать свой анекдот.
Васильков уходит в дверь налево; оттуда же выходит Глумов.
Телятев и Глумов.
Глумов. Этот еще здесь? Каков гусь! Нет, я вижу, пора его выгнать. Довольно потешились. Жаль, что мы не поддержали пари.
Телятев. Я и теперь держать не стану.
Глумов. Однако он тогда, в купеческом, ловко нас обработал. Хорош Кучумов! Говорил, что двенадцать тысяч накануне выиграл, а тут шестьсот рублей отдать не мог. В первый раз человека видит и остался должен… Ты куда?
Телятев. На Петровку.