Глумов. Что он тут нагородил! Кучумов бывает во втором часу, это важное дело, так мы и запишем.
Входят Васильков, Лидия, Телятев и Надежда Антоновна.
Глумов, Васильков, Лидия, Телятев и Надежда Антоновна.
Глумов (Василькову). Здравствуй!
Васильков. Здравствуй!
Глумов. Что ты так озабочен?
Васильков. Да ведь у меня дела-то не то, что у вас по улицам собак гонять. Господа кавалеры, вы меня извините, толкуйте с дамами, а мне некогда, у меня дел много, я пойду заниматься.
Телятев и Глумов. Ступай! Ступай!
Васильков. К обеду освобожусь. Коли хотите обедать, так оставайтесь без церемонии! Милости просим. А не хотите, так убирайтесь. (Уходит в кабинет.)
Надежда Антоновна. Учтиво, нечего сказать.
Телятев. Мы на него не сердимся, он добрый малый. А не убираться ли нам, в самом деле?
Глумов. Поедем. Я домашних обедов, запросто, не люблю. В них всегда есть что-то фамильярное: либо квас посередине стола в большом графине, либо домашние наливки, либо миска с отбитой ручкой, либо пирожки свечным салом пахнут. У вас, конечно, все роскошно, но я все-таки предпочитаю обедать в гостинице или клубе.
Телятев. Поедем в Английский, нынче там обед.
Глумов. Поедем.
Раскланиваются и уходят.
Лидия и Надежда Антоновна.
Надежда Антоновна. Лидия, муж твой или скуп, или не имеет состояния.
Лидия (с испугом). Что вы говорите?
Надежда Антоновна. Он давеча сказал мне, что так жить ему не позволяют средства и что надо сократить расходы. Что ж будет, если он узнает, сколько мы сделали долгов до свадьбы и что все придется платить ему? Твоих долгов он и знать не хочет.
Лидия. А где ж прииски?
Надежда Антоновна. Выдумка Глумова.
Лидия. Я погибла. Я, как бабочка, без золотой пыли жить не могу; я умру, умру.
Надежда Антоновна. Мне кажется, у него есть деньги, только он скуп. Если б ты оказала ему побольше ласки… Переломи себя.
Лидия (задумавшись). Ласки? Ласки? О, если только нужно, он увидит такую ласку, что задохнется от счастья. Это мне будет практикой. Мне нужно испробовать себя, сколько сильна моя ласка, и что она стоит на вес золота. Мне это годится вперед, мне без золота жить нельзя.
Надежда Антоновна. Страшные слова говоришь ты, Лидия.
Лидия. Страшней бедности ничего нет.
Надежда Антоновна. Есть, Лидия: порок.
Лидия. Порок! Что такое порок? Бояться порока, когда все порочны, и глупо, и нерасчетливо. Самый большой порок есть бедность. Нет, нет! Это будет первый мой женский подвиг. Я доселе была скромно кокетлива, теперь я испытаю себя, насколько я могу обойтись без стыда.
Надежда Антоновна. Ах, перестань, Лидия! Ужасно! Ужасно!
Лидия. Вы старуха, вам бедность не страшна, я молодая и хочу жить. Для меня жизнь там, где блеск, раболепство мужчин и безумная роскошь.
Надежда Антоновна. Я не слушаю.
Лидия. Кто богаче, Кучумов или Телятев? Мне это нужно знать, они оба в моих руках.
Надежда Антоновна. Оба они богаты и мотают, но Кучумов богаче и добрее.
Лидия. Только мне и нужно. Где у вас счеты из магазинов и лавок? Давайте сюда!
Надежда Антоновна (достает из кармана). Вот все. (Уходит.)
Лидия берет их и решительным шагом идет в кабинет мужа. Навстречу ей выходит Васильков.
Лидия и Васильков.
Лидия. Я шла к тебе.
Васильков. А я к тебе.
Лидия. Вот и прекрасно. Мы сошлись на полдороге; куда же нам идти, к тебе или ко мне? Туда? (Указывает на свои комнаты.) Туда, что ли? Говори, милый ты мой! А? Ну!
Васильков. Остановимся пока на полдороге. Поболтаем полчасика до обеда. Ты меня, Лидия, прости, я тебя так часто оставляю одну.
Лидия. Чем реже я тебя вижу, тем дороже ты для меня. (Обнимает его.)
Васильков. Что с тобою, Лидия? Такая перемена меня удивляет.
Лидия. Да разве я не живой человек, разве я не женщина! Зачем же я выходила замуж? Мне нечего стыдиться моей любви к тебе! Я не девочка, мне двадцать четыре года… Не знаю, как для других, а для меня муж все, — понимаешь, все. Я и так долго дичилась тебя, но вижу, что это совершенно напрасно.
Васильков. Совершенно напрасно.
Лидия. Теперь уж, когда мне придет в голову задушить тебя в своих объятиях, так и задушу. Ты мне позволь.
Васильков. Да как не позволить.
Лидия. Я не знаю, что со мной сделалось. Я не любила тебя прежде и вдруг привязалась так страстно. Слышишь, как бьется сердце? Друг мой, блаженство мое! (Плачет.)
Васильков. Но об чем же ты плачешь?
Лидия. От счастия.
Васильков. Я должен плакать. Я искал в тебе только изящную внешность и нашел доброе, чувствительное сердце. Полюби меня, я того стою.
Лидия. Я тебя и так люблю, мой дикарь.
Васильков. Да, я дикарь; но у меня мягкие чувства и образованный вкус. Дай мне твою прелестную руку. (Берет руку Лидии.) Как хороша твоя рука! Жаль, что я не художник.
Лидия. Моя рука! У меня нет ничего моего, все твое, все твое. (Прилегает к нему на грудь.)
Васильков (целуя руку Лидии). Дай мне обе!
Лидия прячет счеты в карман.
Что ты там прячешь?
Лидия. Ах, пожалуйста, не спрашивай меня! Друг мой, прошу тебя, не спрашивай!
Васильков. Зачем ты так просишь? Если есть у тебя тайна, так береги ее про себя, я до чужих тайн не охотник.